Моя чужая дочь - Страница 51

— Э-э-э… Инглиш — нет. — Гогочет хрипло и трогает свою махину.

Через два с половиной часа мы уже в Северном Лондоне. У какого-то завода попрощались с шофером грузовика, а складской сторож объяснил, где ближайшая станция подземки. Мне всегда хотелось прокатиться в подземке, и сейчас меня просто распирает от гордости, что я все сделала сама. Мы с Руби трясемся в вагоне до центра города, который нас спасет. Выходим на «Тоттенхем-Кортроуд» — без понятия, почему именно здесь, просто название понравилось. Пока я волочусь по платформе, Руби, кажется, тяжелеет с каждой минутой. Меня давит к земле, а живот такой болью стянуло, вроде меня пополам раскромсали. Я взмокла под кучей одежек, все тело горит, и дышать нечем, и голова капельку кружится, и сердце бухает, и печет в груди от молока, но я все тащусь и тащусь. Эскалатор, спасибо, вывез нас из-под земли. Сойдя с эскалатора, я немного постояла, а народ обтекал нас со всех сторон.

Передохнув, я сунула билетик в турникет, вышла — и сразу стало немного легче, когда воздух остудил лицо. Я продолжаю идти, сама не зная куда и едва удерживая свою девочку — такая она тяжелая! Сейчас самое главное — избавиться от людей, которых вокруг безумные толпы, и от звона в моей собственной голове, поэтому я сворачиваю в первый же проулок, но здания, кажется, наваливаются на меня, а звон только усиливается, будто через каждое ухо по поезду проезжает. В конце проулка стоит несколько баков, из них воняет кислятиной и гнильем. Из двери одного дома появляется дядька в шеф-поварском халате с колпаком и швыряет в ближайший бак два полиэтиленовых пакета. Таращится на меня с полминуты, верно, принял за пьянчужку — ужас, а еще с ребенком. И с треском захлопывает дверь.

А в следующий миг я уже лежу навзничь. Помню сильный удар затылка о землю — и все. Кромешная чернота и тишина длились целую вечность.

Потом кто-то силком открывает мне глаза, я не вижу кто, потому что яркая лампа с потолка светит мне прямо в лицо.

— Просыпайся, просыпайся.

Я рывком сажусь — ой, как больно в голове! — и оглядываюсь в поисках Руби. Я в отчаянии — где моя девочка? Я ору во все горло:

— Где мой ребенок?!

Запах крови вокруг. И запах моего собственного страха.

Глава XVI

Роберт опустился в кресло и забросил ноги на обтянутую кожей столешницу. В офис он поехал прямиком из отеля. В номере Луизы выпил кофе, позвонил на работу, оставил голосовое сообщение на мобильнике Эрин. И едва не захлебнулся апельсиновым ароматом, когда Луиза в гостиничном халате выплыла из ванной. Уходить не хотелось, но пришлось. Луиза обещала позвонить уже на следующее утро. Роберт не был дома с отъезда в Брайтон — переночевал в офисе. Семья и дом превратились в полнейший хаос в его сознании, словно откровения Бакстера Кинга, как ржа, разъели самые их основы.

Не в силах сосредоточиться на работе, все в той же одежде, которую надел вчера утром, и все с тем же выражением мрачного неверия на лице — его жена оказалась дешевой шлюхой! — Роберт пытался усвоить полученную информацию, как если бы перед ним лежало дело нового клиента. Но сколько ни тасовал факты, одна безнадежно очевидная истина выплывала во всех раскладах: Эрин его обманула. И все-таки знать правду — одно, но целиком и окончательно принять эту правду Роберт не мог, пока не услышит подтверждение от самой Эрин.

Истерзанный недосыпом и переизбытком кофеина, Роберт ткнул кнопку внутренней связи и попросил Таню сварить новую порцию кофе.

— И принеси дело Боумена, — добавил он. Отвлечься — вот что сейчас необходимо.

Уйдет с головой в дело мерзавца Джеда — глядишь, и собственные проблемы побледнеют.

— Мистер Найт, у вас совершенно измученный вид, — отметила Таня, входя в кабинет с папками. Роберт редко видел ее с распущенными, как сегодня, волосами — обычно секретарша стягивала их в хвост.

— Работал всю ночь. — Голос Роберта выдавал его усталость, да и двухдневная щетина, всклокоченная шевелюра, мятая одежда не были для Тани привычным зрелищем. От него еще и пованивало — ну и плевать. — Никаких звонков, никаких клиентов. Мне нужно сосредоточиться. Ясно?

Таня кивнула и неслышно прикрыла за собой дверь.

— А где кофе? — крикнул он ей вслед.

Роберт открыл папку с делом Боумена и минут десять пялился на первую страницу, не прочитав ни слова. Наконец поднялся из кресла, прошел к окну и, ткнувшись лбом в стекло, уставился вниз. Любопытно, сколько людей из тех, что спешат сейчас по улице, несчастливы? Похоже, без проблем ни у одного не обходится — лица безрадостные.

Мысли Роберта переключились на Мэри Боумен. Вспомнилось, как она плакала, сидя напротив, как заявила, что отказывается от детей, поскольку больше нет сил бороться, и готова согласиться с претензиями Джеда, лишь бы все кончилось, лишь бы прекратились побои, которыми муж осыпал ее каждый божий день из одиннадцати лет брака. Мэри призналась, что переспала с братом Джеда. Да, было. Один раз, в минуту отчаяния. Хотелось доброты и участия — от кого угодно, все равно от кого. От заместителя Джеда требовалась лишь капелька любви, которой Мэри не видела в семье.

Естественно, обнаружив измену, Джед отколотил жену даже не до полусмерти — жизнь Мэри висела на волоске. А брата Джед простил. Более того, сочувствием проникся к бедолаге, соблазненному развратной Мэри Боумен. Не следует, однако, забывать один-единственный душевный порыв Джеда. Машинально поглаживая разбитое лицо, массируя виски, Мэри рассказала Роберту, что в приступе небывалой сердечности Джед преподнес ей дар любви, чтобы помочь пережить черные времена. У приятеля своего Джед купил какое-то лекарство и обещал, что больше ее пальцем не тронет, если она будет принимать таблетки, когда он прикажет. В итоге Мэри серьезно подсела на валиум. А побои не прекратились.