Моя чужая дочь - Страница 90


К оглавлению

90

— У нас есть еще дети, кочующие с родителями по стране. Пусть играет с ними.

Он счел нас цыганами.

Я разрешила дочери приходить ко мне в цветочный магазин. Располагался он в респектабельном районе, на одной из центральных улиц, и я не боялась за Руби, когда она бегала в булочную за пончиками и горячим шоколадом. Но скоро безделье ей наскучило, и мы решили еще раз рискнуть со школой. Правда, пришлось записывать Руби заново: секретарша решила, что наш цыганский табор снялся с места. Заработок за несколько месяцев позволил мне снять квартирку, пусть крохотную, с одной спальней, зато только для нас двоих. Больше никаких очередей в ванную и бумажек с фамилией на продуктах в холодильнике. В школе требовалась метрика Руби, я все обещала непременно занести, пока на нас не махнули рукой. Обошлись в конце концов и без метрики. С такими, как мы, лучше не связываться.

Цветочный магазин соседствовал с музыкальным. Ровно без четверти четыре Руби спрыгивала с подножки школьного автобуса, прямо перед нашей витриной. Давясь от смеха, она высматривала меня сквозь лес растений, но бежала не ко мне, а на свидание со «Стейнвеями» и «Блютнерами».

Поначалу девчонка, которая так и тянула пальцы — наверняка липкие — к дорогим инструментам, хозяина раздражала. Но как-то раз Руби отважилась наиграть одной рукой замысловатую мелодию. Хозяин придвинул ей табурет и подогнал по росту.

— Играешь? — спросил он.

Руби кивнула, онемев от страха.

Через общую стену двух магазинов я слышала, как моя дочь улетает в мир Дебюсси, Шопена и Моцарта, который подарил ей Бакстер. С того дня двери магазина музыкальных инструментов были для нее открыты. По словам хозяина, Руби привлекала покупателей. Когда сбережения позволили, я купила ей подержанное пианино. До сих пор ума не приложу, как грузчикам удалось втиснуть его на свободное пространство нашей игрушечной квартирки.

Я обновляю витрину «Маргаритки». За годы работы я убедилась, что покупатели рассчитывают видеть что-то новенькое каждые две-три недели. Иначе их лишний раз не заманишь. Да и Бакстер учил меня обращать особое внимание на витрину:

— Считай, это пригласительный билет, который ты рассылаешь окружающему миру.

Сегодня моя тема — речной пейзаж Новой Англии: масса причудливо изогнутых сухих веточек, обтесанные водой камешки, побеленные поддоны для горшков со всяческими травами. Я раздобыла рыболовную сеть и пытаюсь развесить ее как задник витрины, а она не держится. Зевак, казалось бы, хватает, но ни одному не приходит в голову предложить помощь. Я прерываюсь на кофе и, пока закипает чайник, оцениваю дело своих рук.

Наконец витрина обретает сходство с моим замыслом и сразу притягивает взгляды. Я даже получаю комплимент от одной покупательницы из постоянных — дважды в неделю она приходит за свежими цветами для фирмы, где работает.

А вот композиции внутри салона слегка погрустнели. Я забираюсь на стремянку, с пульверизатором в руке, и едва успеваю сбрызнуть цветок-другой, как в магазине появляется Роберт. Я невольно расплываюсь в улыбке. Обожаю его неожиданные визиты.

— Милый, вот это сюрприз! — Я спиной спрыгиваю с лестницы. — А сказал, допоздна не вернешься! (Вчера Роберт оставил на автоответчике коротенькое сообщение.) Дэн совершенно совесть потерял — отправить человека на конференцию с бухты-барахты! Я соскучилась! А ночью без тебя совсем тоскливо. — Я тянусь губами к губам Роберта, а потом морщу нос: — Да вам душ необходим, мистер Найт! — Смеюсь, брызгая ему в лицо водой из пульверизатора. — Напомните, чтобы я вас дома хорошенько отдраила.

Роберт молчит и молчит. И шагает по салону, словно что-то выискивает, даже перевернул на ходу ведро с герберами. Прислонился к прилавку и застыл — кулаки стиснуты, а дышит как бегун на финише. Наконец оборачивается и отвечает, довольно спокойно:

— Душ — как раз то, что надо. Чувствую себя развалиной.

Я ухмыляюсь:

— Дай мне пару минут, чтобы внести товар с тротуара, — и устраиваю короткий день!

Подмигнув ему, берусь затаскивать внутрь тару с цветами. Если бы он помог, вышло бы быстрее. Но он остается на месте и почему-то рассматривает меня, словно впервые увидел. Домой едем каждый на своей машине, я то и дело поглядываю в зеркальце заднего вида — «мерседес» Роберта, отражая солнце, кажется охваченным пламенем.

Прожив девять месяцев в своей первой отдельной квартирке, мы смогли переехать в двухкомнатную. Моего жалованья впритык хватало на оплату аренды, но я не поддалась соблазну подработать прежним ремеслом.

Я была сыта по горло. А Бекко, к моему великому удивлению и не меньшей радости, наш след потерял.

Переехали мы в загаженную, провонявшую котами квартиру, поэтому засучили рукава, привели ее в порядок, наполнили ароматом лаванды и вкусными запахами домашних блюд. Впервые в жизни я была хозяйкой на собственной кухне.

У Руби, похоже, дела в школе наладились, хотя несколько одноклассников ее по-прежнему доводили, и мне оставалось только молиться, чтобы дело не зашло дальше насмешек. Руби обожала французский и музыку. У нее появилась подруга по имени Алиса, и после школы девчонки бежали к нам домой перекусить. На работе я выкладывалась до последнего. Благодаря моим усилиям вкупе с навыками, полученными в Брайтоне, заурядная цветочная лавка со временем превратилась в один из самых популярных магазинов района.

Я написала Бакстеру о нашем лондонском житье-бытье. Не получив ответа на первое письмо, очень расстроилась — решила, что он не желает меня знать, считая виноватой в гибели Патрика. И в чем-то он, конечно, был бы прав… Но я продолжала писать, и он наконец отозвался. Сначала я получала от него коротенькие записочки, а позже и хорошие, подробные письма — о том, как у него дела, о двух новых продавщицах, которых взял к себе на работу. Бакстер выстоял. Бакстер спас меня и простил за то, что я сделала с его жизнью.

90