Моя чужая дочь - Страница 36

Поначалу все волнуются — до тех пор, пока не убедятся, что я не кусаюсь и в основном попадаю в точку. И все же я крайне осторожна в том, что говорю клиентам. На мне лежит ответственность, своего рода космическая подотчетность: откроешь слишком много — и баланс вселенской бухгалтерии не сойдется.

— И как же тебя зовут на самом деле? — интересуюсь я. — Чаю выпьешь?

Чаю я ей наливаю, не дождавшись ответа. Два вопроса подряд, похоже, — бремя для ребенка непосильное. Я успела откусить печенье и запить чаем, прежде чем она открыла рот:

— Вы ж гадалка. Должны знать.

Глаза ее бездонны, а взгляд потухший. У девочки проблемы — она мне сама сказала по телефону. А впрочем, без проблем ко мне редко приходят.

— Пусть я буду Сарой.

Наклонив голову, Сара сцепила пальцы. Тыльные стороны ладоней расписаны хной, но узоры давнишние, выцветшие. Ногти нежно-вишневого цвета.

— И что бы ты хотела узнать, Сара?

Я еще не решила, чем воспользуюсь. Достать таро? Или хрустальный шар? Что ее больше впечатлит? Обратиться к рунам? Погадать по руке?

Сара абсолютно неподвижна, взгляд приклеен к сцепленным пальцам, длинные темные волосы обрамляют лицо. Я смотрю на нее и жду. Проходит минут пять, прежде чем она резко, с усилием вздергивает голову. Глаза цвета корицы смотрят прямо в мои.

— Я беременна и хочу знать, кто это, мальчик или девочка, потому что если мальчик, тогда отец меня не так сильно убьет. — Выдав фразу на одном дыхании, она набирает полную грудь воздуха и продолжает: — Ненавидеть будет, но не убьет совсем.

Я и бровью не повела. Мне уже не страшно слышать про детей. Тринадцать лет прошло как-никак. Жизнь идет своим чередом. Не одна женщина родила после меня. И не один малыш умер после моей девочки. Моей историей уже никого не удивишь.

— В таком случае, у тебя будет мальчик. — И я тоже делаю вдох поглубже, поскольку роль консультанта по семейным отношениям, в отличие от экстрасенса, мне незнакома. Черт бы побрал эту девчонку. — А твоя мама знает?

Сара вновь опускает голову.

— Мама умерла.

— Давай спросим, что она обо всем этом думает.

— Нет! — Она сползает с кресла на колени и, спрятав лицо в ладонях, завывает: — Стыд, стыд, стыд…

— Если мама умерла, разве…

Разве это имеет значение, хотела я сказать, но осеклась. Для Сары имеет, и еще какое. Мама умерла, а она беременна.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

На два года старше Наташи.

— А когда умерла мама?

— Когда меня родила. — Вытерев лицо рукавом, Сара садится в кресло. — Почему ты столько всего спрашиваешь? Ты мошенница? Настоящая гадалка сама бы узнала.

— Я знаю лишь то, что мне открывается, Сара.

Теперь мой черед опускаться на колени. Так удобнее читать по руке. Я переворачиваю руку Сары ладонью вверх. Шесть детских линий, три из них прерывистые или ломаные. Рискнув, я прикладываю ладонь к ее животу. Месяцев шесть, должно быть, или около того. Совсем незаметно под свободным платьем и кофтой, да и тело юное, тугое, так что животик небольшой. И все же я чувствую внутри младенца — и знаю точно, что это девочка.

— Определенно мальчик.

Мука на лице Сары тает, а я невольно отвожу глаза.

— Правда? — Она обнимает ладонями живот и улыбается. — Скажу отцу, что назову ребенка его именем. Может, тогда он меня простит. Не сразу, но простит. Только я все равно не смогу выйти за Фархада, как хочет отец. Теперь меня никто не возьмет.

Я тасую карты таро и протягиваю Саре:

— Сними.

Что угодно — лишь бы положить конец этому сеансу психотерапии. Сара снимает, я выкладываю крестом пять карт на столик рядом с подносом. Смерть, Шут, Император, Тройка Мечей и Сила.

Истина открывается мне без помощи карт:

— Ты его любишь, верно?

Сара кивает. Глаза цвета корицы заволакивает дымка.

— Но он белый, а твой отец не позволяет тебе встречаться ни с кем, кроме парня, которого он тебе выбрал в мужья?

Еще один кивок. Я злюсь сама на себя — уж больно все просто. Я не в будущее ее заглядываю, а пытаюсь заменить ей мать.

— Возьми печенье, Сара.

— Что говорят карты? Здесь смерть. Я боюсь. — Сара тычет пальцем в крест из карт, засыпая крошками Безумца.

— Смерти бояться не надо. Эта карта может означать и что-то новое в жизни. Точнее, смерть прошлого.

Пресс-конференцию организовали на следующий день, в центральной гостинице Нортгемптона. Я была поражена стремительностью событий. Уже через несколько часов мой родной город заполонили журналисты и телерепортеры. Зато я потратила следующие сутки на то, чтобы принять душ и одеться. Меня будто набили мокрым песком, и даже по дому я передвигалась как со свинцовыми гирями на ногах. Неужели столько народу понаехало сюда только ради того, чтобы увидеть меня?

Нас с Энди привезли в «Мариотт-Отель» на полицейской машине и проводили в отдельный номер. Сюда доносился рабочий гвалт: в зале для пресс-конференции проверяли оборудование, воевали за наилучшую точку, откуда бы снять меня, умоляющую, в слезах.

Я надела бледно-голубой костюм, в котором была на крестинах Наташи, и пожалела о своем выборе. На правом плече остался крохотный след от Наташиной отрыжки. Помню, я все прижималась щекой к белесому пятнышку. Детектив Ламли сунул мне в руки листок:

— Ваше заявление прессе, миссис Варни. Прошу вас читать громко и отчетливо. Пусть негодяй услышит каждое ваше слово.

Ламли снова бросил на меня такой взгляд, словно подозревал в сговоре с тем, кто украл мою дочь. Я оглянулась на Энди, но поддержки не получила: вытянув шею, он поверх моего плеча читал заявление и кивал согласно.