Моя чужая дочь - Страница 5

Хочу, чтобы ты знала, Наташа, — я тебя любила, как люблю и всегда буду любить. Иногда мне кажется, что ты жива и здорова, тебя растят добрые люди, которые любят тебя как родную, терпят твою хандру и вспышки гнева — подростки всегда то хандрят, то огрызаются, — понимают твою страсть к мотоциклам, принимают твоих друзей и наотрез отказываются разрешить тебе проколоть пупок. Но в иные дни правда обрушивается на меня так же беспощадно, как в ту секунду, когда я поняла, что тебя больше нет в моей жизни.

Каким ты видела мир в свой последний миг? Смотрела в лицо своего убийцы, пока тот душил тебя? Таращила на него глазенки с тем же доверчивым обожанием, от которого млело мое сердце, когда я тебя кормила? Или после долгих часов крика ты забылась голодным сном и незаметно угасла? Был ли твой уход безмятежным — или после многих недель страданий ты покинула нас с жаждой мести в сердце?

Где бы ты ни была, жива ли ты или мертва, я каждую секунду ощущаю тебя. Я тебя чувствую и мечтаю вернуть.

Ты удивительная, моя Наташа. Я люблю тебя, и мне очень плохо.

Твоя мама.

Сегодня мне ее не найти. Я знала это наверняка и сочла достаточной причиной, чтобы прикончить херес. В итоге вечер был потерян, я отключилась и пропустила любимую телевикторину.

Глава II

Дожидаясь результатов, Роберт смотрел на жену. Если бы она обернулась, он мог бы ее поддержать — улыбнуться, пожать ее узкую ладонь, да что угодно, лишь бы развеять нервозность, что так и выплескивалась из нее.

Но Эрин не обернулась. Все ее внимание было сосредоточено на директрисе — до карикатурности типичной патронессе частного колледжа. В мягком сером костюме, вскинув светловолосую голову — волосок к волоску, дань торжественности случая, — Эрин стиснула ладони на коленях и окаменела: к отказу готова.

Пока директриса шуршала бумагами, Роберт позволил себе быстрый взгляд на ноги жены. Для женщины, привыкшей к джинсам и ботинкам, она сидела слишком правильно, даже чопорно — сдвинув колени и выровняв носки изящных шпилек. Рассчитывает произвести впечатление на главу элитного заведения, подумал Роберт, отсюда и неестественная поза. Из-под юбки Эрин выглядывал кружевной край чулка, и Роберт улыбнулся: добрый знак. Все будет хорошо.

— Откровенно говоря, дорогие мистер и миссис Найт, хотелось бы мне побольше таких учениц, как ваша Руби. — Мисс Укотт сняла очки и прищурилась на фортепиано в дальнем конце комнаты.

Роберт едва не забыл о том, что Руби тоже здесь, хотя отзвуки только что сыгранной мелодии еще порхали бабочками по узкой, с деревянными панелями, библиотеке колледжа.

— Иди к нам, Руби. Садись. — Сильно напудренное лицо мисс Укотт от улыбки покрылось сеточкой морщин.

Руби соскользнула с круглого фортепианного табурета и двинулась к столу мисс Укотт. Роберт уловил, как изменилась поза жены — плечи чуть заметно, но расслабились, напряжение покидало мышцы. Ему захотелось победно пронзить кулаком воздух, схватить Руби в охапку, осыпать Эрин поцелуями, но он этого не сделал. Не имел права — до тех пор, по крайней мере, пока директриса официально не подтвердит, что Руби принята.

Его падчерица неуклюже шагала по полированному паркету, резиновая подошва одного ботинка заметно поскрипывала. Ей так несладко пришлось — пусть хоть здесь все сложится, подумал Роберт.

Руби присела на краешек кресла. Стоило ей отойти от фортепиано, как она превратилась в самого обычного подростка: застенчивая угловатость, крылья носа в крупных порах, два-три мелких прыщика на лбу. Взгляд Роберта на падчерицу, устроившуюся рядом с Эрин, светился любовью.

Он гордился силой воли своей девочки, мужественно перенесшей непростое испытание. Руби усмирила свою угольно-черную гриву и, по примеру матери, наряд выбрала подобающий. Однако, кроме схожих строгих костюмов, общего у этих двух женщин было на удивление мало. Стерев с губ довольную ухмылку — его надежда на успех явно оправдывалась, — Роберт сделал Руби знак, чтобы заправила выбившуюся из «хвоста» прядь. Обе его девочки должны быть безупречны и счастливы.

— Руби! Мы рады предложить тебе место в Грейвуд-колледже. Принимать новых учениц посреди учебного года у нас не принято, и тем не менее я согласна. — Судя по торжественному тону, мисс Укотт сделала редчайшее открытие. Вернув очки на нос, она уткнулась в папку: — В каждом из трех тестов — свыше девяноста семи очков из ста! Результат отменный, доложу я вам, юная леди.

Покраснев, Руби опустила голову, но Роберт успел заметить мимолетную улыбку, уловил облегченный выдох, искру радости в глазах, на миг потемневших. Сейчас бы обнять ее, прижать к себе. Несмотря на свои тринадцать, Руби еще не отвергла «телячьи нежности».

— Однако прежде всего нас впечатлила твоя музыка. — Мисс Укотт подалась вперед, через стол из палисандра, легла грудью на скрещенные руки. Голос ее, упав, зашелестел, словно она опасалась спугнуть талант, выисканный специально для ее колледжа. Словно Руби — зверек дикий и редкостный, которого необходимо изловить и приручить. — Среди наших учениц много дарований… — Голос мисс Укотт сорвался от гордости: игра Руби, похоже, начисто лишила директрису обычного высокомерия.

— Мы знаем, что девочка у нас особенная, — вмешалась Эрин. — И музыка тут ни при… — Не договорив, Эрин протянула руку, сжала ладонь дочери. — Руби сама по себе особенная.

Послав жене взгляд, равноценный удавке на шее, Роберт кивнул мисс Укотт: слушаем вас, продолжайте.

— Ты будешь учиться в группе из восьми музыкально одаренных девочек, Руби. Мы предпочитаем объединять учениц в соответствии с их талантами. Занятия начинаются в половине девятого, заканчиваются в четыре часа. — Мисс Укотт шумно выдохнула и вновь сняла очки. — По колледжу вас всех провели, наш проспект вы видели. Есть какие-нибудь вопросы?